В поисках живого цвета

Это была очень тёплая выставка. Помню, как люди, пришедшие в мороз в псковский гайд-парк (он же Сквер искусств на Четырёх углах), в ожидании начала очередного митинга согревались в городской библиотеке на Конной. Их грело не только тепло батарей парового отопления, но и развешенные на стенах читального зала акварели Тамары Рейн: летние крымские пейзажи, летнее купание в Череменецком озере…

«С окном в сиреневый сад…»

Выставка в псковской библиотеке открылась параллельно с презентацией юбилейной книги-альбома, посвящённой Тамаре Рейн. В 2018 году изданную в Москве книгу-альбом здесь представлял московский писатель Владимир Потресов, сын Тамары Рейн (текст Владимира Потресова, оформление Юлии Потресовой). Книга, выпущенная издательством «Пальмира», тоже согрета тёплыми воспоминаниями.

Кроме большого количества иллюстраций живописных и графических работ в книге-альбоме много историй, связанных с теми местами, которые изображены на картинах. Вы видите написанный в 1935 году офорт «Деревня Козы», а под ним читаете пересказ того, о чём вспоминала Тамара Рейн. В крымских Козах студенты делали этюды. Приехала комиссия с проверкой. Требовалось предъявить по тридцать этюдов. У одного ленивого студента их было намного меньше, но он не растерялся и разрезал каждый свой холст на четыре части и показал комиссии, за что и был поставлен в пример. Остальным студентам сказали: «Смотрите, он отдельно работал над морем, над небом. Совершенствовался. А вы?»

Книга полна историй. В большинстве из них слов нет вообще, потому что это живописные и акварельные истории. Но любопытным людям они способны о многом рассказать. О некоторых «ПГ» уже писала (ЗДЕСЬ и ЗДЕСЬ).

Чтение книги-альбома «Тамара Рейн» — это путешествие. Путешествие и во времени, и в пространстве. Горы Казахстана 1936 года, пляж в Дзинтари 1958 года, парк в Паланге 1960 года, Рига 1962 года, Вологда 1977 года, Таллин 1980 года, Сухуми 1983 года… Цветные мелки на бумаге, акварель, цветная линогравюра, масло на холсте, фломастер, цветной карандаш, тушь, офорт… На акварелях Тамары Рейн даже пасмурная погода кажется солнечной — за счёт цветных зонтиков и черепичных крыш.

«Сухуми. Дождь в октябре» (1983). Бумага, акварель.

И всё же, несмотря на псковские, крымские, прибалтийские и разные другие мотивы, Тамара Рейн — художник московский: не только по прописке, но и по духу. Двор на Молчановке, Детский сад в Потаповском переулке (Большом Успенском)… На одной из фотографий, сделанной в 1920 году на Чистых прудах, пятилетняя Тамара стоит вместе с братом, сестрой и мамой.

«Детская с окном в сиреневый сад и во двор с уцелевшим в московском пожаре 1812 года старинным особняком», — вспоминает Владимир Потресов о своём детстве.

Если за окном детской сирень и исторический особняк, то это многое меняет и объясняет.

«В московские особняки врывается весна…»

До того, как переехать в Большой Успенский переулок, семья Рейн снимала квартиру на Малой Лубянке в доме близ храма Святого Людовика Французского.

В 1922 году Тамара Рейн пошла в знаменитую «реформаторскую» школу в Большом Трёхсвятительском переулке. При большевиках его переименовали в Большой Вузовский. Школу (училище) в разное время заканчивали поэт и драматург Александр Галич, кинорежиссёры Марлен Хуциев и Ефим Дзиган (известный по фильмам «Мы из Кронштадта» и «Если завтра война»), пианист Лев Оборин, радист-полярник Эрнст Кренкель, президент музея изобразительных искусств им. Пушкина Ирина Антонова…

Предмет под странным названием «физматика» у Тамары Рейн преподавал Сергей Серпинский, позднее организовавший в районном Доме культуры театральную студию, которую посещали Лев Дуров и Сергей Колосов (режиссёр фильмов «Вызываем огонь на себя», «Укрощение строптивой», «Душечка», «Операция «Трест» и многих других). Тамара Рейн в той же студии делала эскизы костюмов и декораций.

«Зимнее утро в Таллине» (1980). Бумага, акварель.

Акварельные эскизы костюмов или оформления сцены к спектаклям Серпинского «Мнимый больной» и «Три мушкетёра» в книге-альбоме тоже есть. Тогда же, в 1938 году, Тамара Рейн стала публиковаться в советских журналах: «Вожатый», «Мурзилка», «Тридцать дней»…

Владимир Потресов включил в книгу строки из интервью Льва Дурова, где тот говорит о руководителе театральной студии: «Я стал ходить в театральную студию Бауманского района. У нас был замечательный учитель Сергей Владимирович Серпинский. Он всё умел! Он разбирался в математике, астрономии, прекрасно играл на фортепиано, водил нас по музеям, усадьбам. Благодаря ему я поступил в школу-студию МХАТ. Но главное — Сергей Владимирович выбил из нас жлобство». У Дурова спрашивают о жлобстве, и он объясняет: «Жлобство — это отсутствие культуры. Культуры всяческой: культуры общения, культуры поведения. Оно не зависит от социального или образовательного уровня. Жлоб — этот тот, кто говорит человеку: «Эй!» Когда я на улице встречал Рихтера (он жил в доме рядом с нашим театром), мы здоровались, и он приподнимал шапку. На улице шёл снег... и я тоже снимал шапку. И не выдерживая, просил его надеть свою. «Ну, что вы, что вы», — отвечал он».

«Мама вяжет» (из серии «Большой Успенский переулок», 1937). Холст, масло.

Жлобства в искусстве не меньше, чем в московских подворотнях середины прошлого века. Это такая грубая жадность, нахрапистое плебейство. Сколько угодно существует художников, которым наплевать на своих предшественников, на публику, да и на искусство как таковое. Они «самовыражаются». Тамара Рейн была из тех художников, чья культура ощущается в каждом наброске, в каждом рисунке, не говоря уже о законченных работах.

У неё было ценное для художника качество: схватывать увиденное на лету. Речь не только о портретах. Она ловила настроение. В восьмидесятых годах она стала делать свои воздушные акварели на фильтрованной бумаге.

Тамара Рейн. «Автопортрет» (1937 год). Холст, масло.

Она «в натуре цвет живой искала» (это строка из стихотворения Якова Когана, посвящённого Тамаре Рейн). Здесь уместны и другие стихотворные строки — пастернаковские: «В московские особняки // Врывается весна нахрапом…» Москва Тамары Рейн — это не Кремль и тому подобные парадные виды, а старинные дворики, переулки, детская комната с игрушками, материнское вязанье… Это «домашняя» Москва. Та Москва, которую Борис Пастернак описывал, рифмуя желтофиоли с привольем, цветочные горшки и пыльные чердаки.

***

Ещё раз перелистываю книгу-альбом. Вологодские лыжники на фоне Софийского собора, вереница велосипедистов из Паланги, беззаботные пловцы в Дзинтари… Активная жизнь на свежем воздухе. Но самый активный здесь — художник. Тамара Рейн.