Зона «Заповедника». Часть вторая

Начало в №36 (858)

Не всякий писатель, тем более тот, кто давно умер, может вызывать такое озлобление. Сергей Довлатов может. И это значит, что как человек Довлатов мёртв, а как писатель – жив.

«Довлатов, конечно, ничтожество, но рассказ смешной, и мы его опубликуем»

В Пскове противники довлатовского фестиваля «Заповедник», в основном, анонимны. Трудно сказать, сколько их всего. Легче ответить на вопрос, почему произведения Сергея Довлатова вообще способны разжигать нешуточные страсти. Казалось бы, он не писал манифестов, призывов. Он не состоял ни в одной партии и избегал обобщений и категоричности. Короче говоря, он не воевал.

Тем не менее, с ним продолжают воевать до сих пор. Это объясняется как раз тем, что Довлатов не был похож на типичного отечественного писателя. Он, вопреки медиа-штампам, не был антисоветчиком. Советским писателем он тем более не был. На происходящее смотрел слегка отстранённо, взгляд имел ироничный. Ему была присуща самоирония. Всё вместе это дезориентирует. Непонятное вызывает подозрение, а потом и злобу.

И в то же время проза Довлатова способна привлекать даже недоброжелателей. Если бы он был бездарен, злоба бы быстро улетучилась, а так писатель и его тексты постоянно привлекают к себе внимание.

Владимир Бондаренко в статье «Плебейская проза Сергея Довлатова» с подзаголовком «Мразь или ворованный воздух» написал: «Владимир Максимов, печатая его в своем "Континенте" заметил: "Довлатов, конечно, ничтожество, но рассказ смешной, и мы его опубликуем".

Бондаренко и сам, похоже, относится к Довлатову противоречиво. С одной стороны пишет: «Я уверен, не из красивости и эпатажности, не изображая подонка, а будучи им, воруя у друзей, безбожно подставляя их, устраивая скандалы, он не столько с властью боролся, сколько с культурным обществом». Но вкладывает он в эти слова не только отрицательный смысл. «Культурное общество» - это у него не похвала.

Когда воинственный русофил Бондаренко пишет, что Довлатов, «работая в "Новом американце", поражался лютой ненависти многих своих сотоварищей по эмиграции ко всему русскому», то имеет в виду, что Довлатов-то русофобом точно не был.

«Не мне ругать Америку. И всё больше люблю эту страну. Что не мешает, я думаю, любить покинутую Родину…»

Вообще-то, Довлатов – фигура примиряющая. По этой причине, видимо, на мероприятия довлатовского фестиваля в Пскове приходили люди абсолютно разных политических и эстетических взглядов. Не по работе, а потому, что им нравятся книги Довлатова.

«Советское государство - не лучшее место на земле, - написал Сергей Довлатов, оказавшись в США. - И много там было ужасного. Однако было и такое, чего мы вовек не забудем. Режьте меня, четвертуйте, но спички были лучше здешних. Это для начала. Продолжим. Милиция в Ленинграде действовала оперативней. Я не говорю про диссидентов. Про зловещие акции КГБ. Я говорю о рядовых нормальных милиционерах. И о рядовых нормальных хулиганах… Если крикнуть на московской улице «Помогите!» - толпа сбежится. А тут - проходят мимо. Там в автобусе места старикам уступали. А здесь - никогда. Ни при каких обстоятельствах. И надо сказать, мы к этому быстро привыкли. В общем, много было хорошего. Помогали друг другу как-то охотнее. И в драку лезли, не боясь последствий. И с последней десяткой расставались без мучительных колебаний. Не мне ругать Америку. Я и уцелел-то лишь благодаря эмиграции. И всё больше люблю эту страну. Что не мешает, я думаю, любить покинутую Родину…»

Довлатов был большой писатель, и ему хватало любви и на покинутую Родину, и на Америку.

А маленьким писателям не хватает любви, и они расходуют её экономно. Придерживают. Берегут на чёрный день. И поэтому остаются на мели. Никуда не плывут.

Хотя, что значит – «покинутая Родина»? В другом месте Довлатов написал: «Родина - это мы сами. Наши первые игрушки. Перешитые курточки старших братьев. Бутерброды, завёрнутые в газету. Мелочь из отцовского кармана. Стакан "Агдама" в подворотне... Армейская махорка... нелепые, ужасающие стихи... Рукопись, милиция, ОВИР... Всё, что с нами было - родина. И все что было - останется навсегда». Попробуй, покинь такую Родину. Для начала надо, чтобы у тебя отшибло память и притупились чувства.

Кадр из фильма «Аритмия».

Казалось бы, книги Довлатова не могли пошатнуть устои чего-либо. Но советские чиновники мешали его публикациям. Иначе говоря, они запретили ему быть русским писателем. Однако такие запреты не действуют.

Те, кто наводит шум, по какому праву на довлатовский фестиваль расходуются бюджетные деньги, вряд ли поднимет шум по поводу гигантских военных расходов или сверхдоходов многих чиновников. А вот повозмущаться по поводу «Заповедника» - почему бы и нет?

Думаю, что Довлатов до сих пор популярен по той причине, что его проза состоит из мелочей. Трогательных мелочей. Из тех самых перешитых курточек, махорки, завёрнутых в газету бутербродов… Ко всему этому нескучно и нестрашно возвращаться и перечитывать. Не мучиться, не пугаться, а улыбаться. Иногда улыбаться с грустью. А потом, откладывая книгу, слышать что-нибудь доносящееся из-за угла – о «русофобе и антисоветчике» Довлатове, чья фигура будто бы на псковской земле уже затмевает самого Пушкина. Довлатов бы посмеялся. Он был большой любитель «Капитанской дочки» с её заячьим тулупом.

«Говорили, что он недостаточно благоговеет перед Пушкиным, - вспоминал экскурсовод Виктор Никифоров. - Действительно, к тому культу Пушкина, который был у нас, он относился с большой долей иронии. Мы преклонялись по традиции – это ему не нравилось. Он старался сам постичь Пушкина, пропустить через себя. Серёжа понимал, что Пушкин – разносторонний человек, он не может быть определён тем лишь направлением, которое указывали наши методички. Довлатов придумал такую игру – ни разу во время экскурсии не произносить фамилию «Пушкин». Он называл его то автором «Евгения Онегина», то создателем современного русского языка – как угодно. Серёжа любил, когда после такой экскурсии к нему подходила какая-нибудь дама и спрашивала: «Уважаемый экскурсовод! Скажите, пожалуйста, в имении какого писателя мы были?»

Русофобы водятся совсем в других местах.

«Какие же мы все разные»

Самым известным участником третьего довлатовского фестиваля «Заповедник» стал кинорежиссёр Андрей Звягинцев. Параллелей между Довлатовым и Звягинцевым немного, но одна есть точно. Обоих обвиняют в русофобстве. Довлатову теперь всё равно. Не уверен, что всё равно Звягинцеву.

Но ни в «Левиафане», ни в «Нелюбви», ни в других его фильмах нет того, что иногда автоматически называют «очернительством». Если у Звягинцева в фильмах происходит что-то страшное, то за этим чувствуется переживание. Боль.

Жалость и безжалостный взгляд отлично сочетаются. В конце концов, нелюбовь можно почувствовать только тогда, когда ты знаешь, что такое любовь. Иначе как отличить?

Андрей Звягинцев. Псков. 17 сентября 2017 г. фото Лев Шлосберг.

Так получилось, что в 2017 году на премию «Оскар» от России предлагались два фильма, в которых снимались две актрисы, родившиеся в Пскове. Юлия Пересильд сыграла в фильме Павла Чухрая «Холодное танго», а в фильме «Нелюбовь» Андрея Звягинцева в одной из ролей снялась Марина Васильева*. В итоге от России в этом году выдвинули «Нелюбовь» (ещё одним претендентом была «Аритмия» Бориса Хлебникова, тоже показанная в Пскове на фестивале «Заповедник»).

На встрече в псковском драмтеатре журналист Сергей Васильев спросил режиссёра Андрея Звягинцева о творческом будущем Марины Васильевой. «О её творческом будущем мне трудно сказать, - ответил Андрей Звягинцев – сам, в прошлом, артист. - Актёр – это всегда ожидание. Ты вечно ждёшь своего режиссёра, материала… Можно прождать очень долго… Сказать о будущем того или иного актёра нельзя. Можно только сказать, обладает ли он той мерой энергии, энергоёмкостью, для того чтобы быть невероятно работоспособным - потому что профессия требует невероятного напряжения всех жизненных сил. А дальше – судьба. Счастливое стечение обстоятельств. Марина Васильева, мне кажется, замечательная, невероятно тонкая актриса. Невероятно тонкий инструмент. Я бы мечтал и надеялся, что у неё всё будет хорошо…»

Фильм «Нелюбовь» при выходе на российские экраны встретил меньше критики, чем предыдущий фильм «Левиафан». Тогда Звягинцев ясно показал, что симфония власти и Церкви звучит фальшиво, но громко, и это всполошило и представителей власти, и церковников. «Нелюбовь», может быть, ещё страшнее. Но, учитывая опыт бессмысленного запретительства «Левиафана», «Нелюбовь» на большой экран пустили беспрепятственно. Упрёки, в основном, касались эротических сцен. О них на встрече в Пскове Андрей Звягинцев тоже упомянул – сразу после того, как один из зрителей после просмотра поблагодарил режиссёра за них. «Какие же мы все разные» - откликнулся режиссёр. - Я слышал такое… «Что же там за уродство?» Когда я услышал этот упрёк, то он показался странным. Единственное, что я нашёл отметить: в «Плейбое» эротика представлена так эстетизировано, что лишена всякой настоящей плоти. Там нет ни пота, ни запаха… Всё на самом деле гораздо красивее».

Марина Васильева на премьере фильма «Нелюбовь».

Но вся эротика «Нелюбви» с потом и запахом происходит после расставания главных героев. У них новые супруги, новые дети… А жизнь – старая.

В последние годы в России снимают много фильмов «про развод». И «Аритмия» Бориса Хлебникова, в прокат ещё не вышедшая, но постоянно демонстрирующаяся на фестивалях, о том же. О разводе. Самое время повторить слова Андрея Звягинцева: «Какие же мы все разные».

Сразу бросается в глаза, что «Аритмия», в некотором роде, противоположна «Нелюбви». «Аритмия» - это любовь. Да, она сбивчивая, но она есть. Так что взгляд Бориса Хлебникова всё-таки оптимистичный. Да и герои привлекательней (в главных ролях Александр Яценко и Ирина Горбачёва). В «Аритмии» меньше обобщений, больше конкретики. Сцена встречи медиков станции скорой помощи с начальством слегка напоминает крепкие советские производственные фильмы. Хотя во всём остальном новый фильм Бориса Хлебникова, в Пскове демонстрировавшийся в переполненном Большом концертном зале областной филармонии, современен. В меру жесток, в меру добр… За эту меру его зрители и полюбили. Крайностей режиссёр избегает (похожим образом поступал и Сергей Довлатов, намеренно не рассказывая о самых страшных вещах, которые наблюдал, когда служил надзирателем в лагере). В «Зоне» Довлатов написал: «Я решил пренебречь самыми дикими, кровавыми и чудовищными эпизодами лагерной жизни. Мне кажется, они выглядели бы спекулятивно. Эффект заключался бы не в художественной ткани, а в самом материале».

Хлебников (даром, что ли фильм о медике?) использует в «Аритмии» обезболивающие средства: юмор и сопутствующее ему просветление. Когда это есть, то можно говорить о каких угодно ужасах нашей жизни. Надежда вас всё равно не покинет.

Но «Нелюбовь» явно мощней. Возможно оттого, что Звягинцев не думает о зрителях. В Пскове он так и сказал: «Последнее дело – думать о зрителях». Это не значит, что он снимает фильм только для самого себя. Просто он не идёт на уступки. Больше рискует. Наверное, отсюда и его громкие успехи.

Звягинцев о зрителях не думает, зато зрители думают о нём.

На концерте во время псковского фестиваля «Заповедник». Фото: Андрей Кокшаров.

На фестивале «Заповедник» показали целых шесть фильмов. Причём аж два фильма-победителя «Кинотавра-2017»: «Аритмию» и «Лалай-Балалай» (это короткометражный фильм режиссёра-дебютанта Руслана Братова).

Четыре короткометражки («Маленький поезд», «Лалай-Балалай», «Ёф» и «Коляся») открывали фестиваль в театральном медиахолле. Зрителей собралось столько, что начало пришлось задержать – ждали, пока принесут дополнительные стулья. Но всё равно человек двадцать смотрели фильмы стоя или сидя на полу. Возможно, когда-нибудь фестивальное кино в Пскове можно будет увидеть в нормальных условиях, то есть с хорошим изображением и звуком, сидя в креслах. Но пока есть то, что есть.

«Лалай-Балалай» действительно оказался самым ярким из короткометражных фильмов. Мужики выпили и ночью пошли кататься на карусели. Вскоре им пришлось об этом пожалеть. Зрительские симпатии в Пскове были явно на стороне этого фильма с чёрным юмором – именно потому, что в коротком фильме сочетались смех и слёзы. Такое и в большом кино мало кому удаётся. Когда-нибудь Руслану Братову доверят снимать большое кино, а пока что он снялся как актёр у режиссёра Данилы Козловского в полнометражном фильме «Тренер», посвящённом футболу. Там помимо самого Данилы Козловского играют известные футболисты Дмитрий Сычёв и Алан Гатагов. У Братова роль футболиста, который набрал в весе и его посадили в глубокий запас. Хорошо, что вес в режиссёрской профессии не играет решающего значения. В отличие от бокса, которым занимался в юности Сергей Довлатов, написавший неизданный роман «Один на ринге».

Один на ринге – это писатель. Во всяком случае, если ты пишешь в одиночку. Некоторым после их смерти посвящают фестивали. Самым ярким – много фестивалей.