«И неуютно же, и страшно будет в такой стране жить!»

В редакцию «Псковской губернии» пришло письмо из Великих Лук. Председатель городского отделения общества «Мемориал» Александр Лукьянов, прочитав в прошлом выпуске «Псковской губернии» серию статей о Дне памяти жертв политических репрессий1 , написал нам о том, что в его городе день 30 октября был отмечен специальной встречей с молодежью, организованной «Мемориалом». Александр Алексеевич прислал также текст своего выступления, которое точно не доклад, а именно – выступление. Там много больших цитат. Редакция сочла уместным вернуться к теме. Слишком многим в последние годы очень хочется, чтобы правду о сталинских застенках и миллионах жертв народ России забыл как можно скорее. Во всяком случае, некоторые областные СМИ, в которые обратился Великолукский «Мемориал» с просьбой написать о Дне памяти, на информацию не откликнулись.

Александр Лукьянов сообщил, что 30 октября 2006 г. в г. Великие Луки местным отделением общества «Мемориал» в концертном зале музыкальной школы им. М. П. Мусорского было проведено собрание в связи с Днём памяти жертв политических репрессий. В зале собрались учащиеся старших классов школ города, профессионального лицея, студенты и преподаватели сельскохозяйственной академии, государственной академии физкультуры. Выступили председатель Великолукского отделения «Мемориала» Александр Лукьянов (текст доклада редакция «ПГ» публикует) и заместитель председателя отделения, архивист и краевед Анатолий Сизов, который рассказал о судьбе нескольких репрессированных и реабилитированных великолучан: Константина Константиновича Рокоссовского, Александра Яковлевича Власова, Сергея Федоровича Кайдан–Дежкина, Энвера Мухамедиановича Жемлиханова. Почтить память жертв политических репрессий пришли актеры Великолукского драматического театра – Заслуженный артист России Анатолий Иванов прочитал отрывок из повести В. Шаламова «По ленд-лизу» и спел под гитару песню неизвестного автора «Ванинский порт». Алевтина Патрушева, Лидия Павловская, Елена Ильина читали стихи Анны Ахматовой, Бориса Пастернака, Осипа Мандельштама, Николая Заболоцкого, Марины Цветаевой.

А когда вы в последний раз читали «Реквием» Анны Ахматовой? Помните начало: «В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина, которая, конечно, никогда не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом): - А это вы можете описать? И я сказала: - Могу. Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом.»

Уважаемые граждане России! Сегодня, 30 октября, мы собрались отметить эту памятную дату. Установлена она не государством. 30 октября объявили «Днем политзаключенного» сами узники политических лагерей, боровшиеся за свободу и победившие в этой борьбе. Решение Верховного Совета России от 18 октября 1991 года внесло его в государственный календарь под названием «День памяти жертв политических репрессий». Но это было лишь признанием уже одержанной победы.

Великие Луки, концертный зал музыкальной школы им. М. П. Мусорского, 30 октября 2006 г. Фото: «Мемориал».

Перед Вами 2 тома, имеющих в своём названии слова «Книга памяти». Обе красного цвета. Но одни от других отличаются наличием корешка черного цвета. В одной книге содержаться фамилии более 150 тысяч жителей Псковской области, погибших, защищая свою Родину от иноземного врага, а в другой, с черным корешком, которая носит название «Не предать забвению. Книга памяти жертв политических репрессий Псковской области», - названы люди, которые собственным, как тогда называли, рабоче-крестьянским государством, были уничтожены или поставлены на край гибели в жуткие условия исправительно-трудовых лагерей и ссылки. Их, реабилитированных по законодательству РФ, в этой книге более 45.000 человек. Можно зримо сравнить эти цифры. Реабилитированы – значит невиновны, государство это признало. Но многие ли из них сумели дожить до этого времени?

Я процитирую выдержки из Закона РФ от 18 октября 1991 года «О реабилитации жертв политических репрессий» и попытаюсь дать краткое представление об истории создания и содержании Книги памяти «Не предать забвению».

«Политическими репрессиями признаются различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения жизни или свободы, помещение на принудительное лечение в психиатрические лечебные учреждения, выдворения из страны и лишение гражданства, выселения групп населения из мест проживания, направления в ссылку, высылку на спецпоселение, привлечение к принудительному труду в условиях ограничения свободы, а также иное лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым, национальным, религиозным или иным признакам, осуществляющееся по решению судов и других органов, наделявшихся судебными функциями, либо в административном порядке органами исполнительной власти и должностными лицами».

«За годы Советской власти миллионы людей стали жертвами произвола тоталитарного государства, подверглись репрессиям за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и иным признакам.

Осуждая многолетний террор и массовое преследование своего народа как несовместимые с идеями права и справедливости, Верховный Совет РСФСР выражает глубокое сочувствие жертвам необоснованных репрессий, их родным и близким, заявляет о неуклонном стремлении добиваться реальных гарантий обеспечения законности и прав человека.

Целью настоящего Закона является реабилитация всех жертв политических репрессий, подвергнутых таковым на территории РСФСР с 25 октября (7 ноября) 1917 года, восстановление их в гражданских правах, устранение иных последствий произвола и обеспечение посильной в настоящее время компенсации материального и морального ущерба». (Слова «морального ущерба» исключены из текста Закона нынешними депутатами Госдумы, денежная компенсация составляет чуть больше 200 рублей).

Администрацией Псковской области 9 июня 1995 года было принято постановление об увековечении памяти всех репрессированных по политическим мотивам, а затем реабилитированных жителей Псковщины, об издании книги «Не предать забвению». Глава администрации области и председатель областного Собрания депутатов во вступительной статье подчеркнули: «Нельзя предать забвению страдания и муки невинных жертв политических репрессий. Нельзя – во имя того, чтобы подобное никогда больше не повторилось. Восстановление доброго имени тех, кто пострадал необоснованно, - наш долг, долг ныне живущих».

А. И. Солженицын в своем «Архипелаге ГУЛАГ» дает представление о потоках репрессированных в главе, озаглавленной «История нашей канализации»: «Когда теперь бранят произвол культа, то упираются все снова и снова в настрявшие 37–38–годы. И так это начинает запоминаться, как будто ни до не сажали, ни после, а только вот в 37–38–м.

Не боюсь, однако, ошибиться, сказав: поток 37–38 ни единственным не был, ни даже главным, а только может быть – одним из трех самых больших потоков.

До него был поток 29–30– годов, с добрую Обь, протолкнувший в тундру и тайгу миллионов пятнадцать мужиков (а как бы и не поболе). Но мужики – народ бессловесный, бесписьменный, ни жалоб не писали, ни мемуаров. С ними и следователи по ночам не корпели, на них и протоколов не тратили – довольно и сельсоветского постановления. Пролился этот поток, всосался в вечную мерзлоту, и даже самые горячие умы о нем почти не вспоминают. Как если бы русскую совесть он даже и не поранил.

А между тем не было у Сталина (и у нас с вами) преступления тяжелей.

Председатель Великолукского городского отделения общества «Мемориал» Александр Лукьянов. Фото: «Мемориал».

А после был поток 44–46 годов с добрый Енисей: гнали …целые нации и еще миллионы и миллионы – побывавших (из–за нас же!) в плену, увезенных в Германию и вернувшихся потом. …Но и в этом потоке народ был больше простой и мемуаров не написал.

А поток 37-го прихватил и понес на Архипелаг также и людей с положением, людей с партийным прошлым (коммунистическим), людей с образованием, да вокруг них много пораненных осталось в городах и сколькие с пером! - и все теперь вместе пишут, говорят, вспоминают тридцать седьмой!

А скажи крымскому татарину, калмыку или чечену «тридцать седьмой», он только плечами пожмет. А Ленинграду что тридцать седьмой, когда прежде был тридцать пятый? А повторникам или прибалтам не тяжче был 48-49?..

Приводимый дальше повременный перечень, где равно упоминаются и потоки, состоявшие из миллионов арестованных, и ручейки из простых неприметных десятков, - очень еще не полон, убог, ограничен моей способностью проникнуть в прошлое. Тут потребуется много дополнений от людей знающих и оставшихся в живых.»

Главное в книге «Не предать забвению» – поименные списки реабилитированных земляков. В 15 томах публикуются списки в алфавитном порядке по установленной форме.

Т. 3., с. 115. Ермаков Иван Иванович, 1903 г. р., уроженец д. Марково Великолукского района, раскулачен и выслан в Свердловскую область УНКВД Ленинградской области в 1931 году. Реабилитирован 25 мая 1993 года. Реабилитированы члены семьи: жена 1903 года р., дочь 1926 г. р., сын 1928 г. р., сын 1938 г. р., дочь 1939 г. р., сын 1940 г. р.

Т. 1., с. 144. Архипов Иван Илларионович, 1886 г. р., уроженец деревни Хлебниха Куньинского района, русский, малограмотный, рабочий лесопункта, арестован 19 сентября 1937 г., осужден «тройкой» УНКВД Смоленской области 31 октября 1937 г. по ст. 58-10-11 УК РСФСР к расстрелу. Реабилитирован 13 января 1961 года.

Последние политические заключенные в СССР были освобождены в конце 80-х годов, но перед этим в тюрьме умер один из них, Анатолий Марченко, написавший книгу «Мои показания».

В книге Памяти Псковской области приведены статистические сведения, часть из которых я хочу сообщить.

Всего репрессировано с 1918 по 1953 год – 61 588 человек – в т. ч. реабилитировано за весь период реабилитации – 45 498 человек. По г. Великие Луки реабилитировано 634, а по Великолукскому району 1420 человек. Приговорены к расстрелу - 8 205, к заключению - 17 828, сосланы - 6 142, дети и родственники, оказавшиеся с ними, - 11 654, пострадало от раскулачивания 12 700 человек. А все ли попали в эту статистику?

В шести научно–публицистических статьях раскрыта тема, связанная с политическими репрессиями. Она получила развитие в документальных очерках, написанных на материалах архивных уголовных дел. Их опубликовано в общей сложности около двухсот пятидесяти. Они дают представление о том, через какие муки и страдания пришлось пройти людям, приговоренным по политическим мотивам к расстрелу или длительным срокам заключения. Представлен в книге раздел, где читатели делятся своими мнениями о ходе реабилитации и об изданных томах. Имеется раздел «В реабилитации отказать». Книга признана одной из лучших среди подобных изданий в России.

Считаю необходимым привести в нашей аудитории некоторые выдержки из документальных очерков и воспоминаний самих свидетелей, бывших жертвами этого террора государства против собственного народа.

Т. 1, с. 441. Тоня Никитина, родилась в 1922 году в д. Гуси Великолукского района в семье зажиточного трудолюбивого крестьянина. При раскулачивании у семьи отобрали двух коров, лошадь и овцу. В 1938 году Тоня поступила в Великолукское педучилище. Училась она хорошо, участвовала в общественной жизни. Но вот некоторые «подруги», видимо, были о ней другого мнения. 13 декабря 1940 года Антонину Никитину арестовали за проведение антисоветской пропаганды по месту учебы. В разговорах с подругами упоминала о том, что отец работает день и ночь, а придет праздник – ни на плечи, ни на ноги одеть нечего. Жить в колхозе стало плохо, нечем кормить личный скот… После встречи с депутатом сказала: зачем выбирать таких депутатов, из–за них у нас и жизнь плохая пошла.

Приговор областного суда: за антисоветскую агитацию, направленную на подрыв государственного строя в СССР и колхозного строительства, ст. 58–10 УК – 7 лет лишения свободы с поражением в правах на 5 лет. Реабилитирована 30 марта 1994 года. Смогла ли она выжить в лагерях во время войны?

Т. 11, с. 51. …Надя Войтко в 4-летнем возрасте пережила «голодомор» на Украине в 1932 году, отец умер, а мать с тремя дочурками бежала на Псковщину. Война, оккупация, подневольный труд батрачками у хуторянина. После войны работала регистратором районной амбулатории в поселке Качаново, по карточкам получала по 200 граммов хлеба на день, все ее мысли подчинены были только хлебу насущному. 6 ноября 1947 года в райком партии пришло анонимное письмо: «…до каких пор мне будут давать 200 граммов хлеба, другие вон получают по 500, прочие живут еще лучше.» Чекисты быстро вычислили анонима, и 29 ноября 1947 года Надежда Войтко была арестована. «Письма сочиняла и отправляла я одна», - показала Надя. Областной суд за контрреволюционную пропаганду и агитацию и четыре письма определил 6 месяцев исправительно-трудовых лагерей. Но бдительные чекисты и прокуроры не согласились, был объявлен всесоюзный розыск, 29 мая 1949 года – новый арест и теперь срок 7 лет и 5 «намордника». Реабилитирована в 1999 году.

Т. 11, с. 48. 1951 год. Доярка колхоза на крыльце правления увидела листок, отнесла счетоводу и через несколько часов он уже на столе начальника райотдела МГБ. На страничке было выведено: «Из искры возгорится пламя! Крестьяне – соединяйтесь. Друзья! Вставайте против царствующих пауков… живущих нашими соками! Не платите, что предлагают! Уничтожайте этих хозяев. Бейте тех, кто крепит это рабство.. Ура! За Родину!» Чекисты опросили учащихся школ и «писателя» арестовали. Террорист – налицо. «Меня подтолкнул приход двух налоговых агентов, которые пригрозили матери: если через 10 дней не уплатит недоимки по налогу: опишут имущество. (739 руб. 40 коп., мать смогла заплатить лишь 60 рублей). «Да, заявил налоговый инспектор, мы знали, что семья эта бедняцкая, отец – глава рыбацкой артели, утонул в Себежском озере, семья бедствовала, мать – колхозница тянула двоих детишек, но налог и недоимка по нему… что поделаешь? Пригрозили мы тогда описью имущества, мальчонка–то зло нам так бросил: «Нечем матери вам платить! Забирайте последнее у нас – корову!» 9 июня 1952 года Военный трибунал войск МГБ приговорил: 25 лет лагерей с конфискацией имущества. Смерть Сталина спасла, амнистия, реабилитирован в 1999 году.

Лев Эммануилович Разгон (1908–1999 гг.) – писатель, публицист, а в 30-е годы член ВКП(б), участник ее 17 съезда, два года чекист в отделе известного в органах Глеба Бокия, женат на его дочери, оставил службу и пошел учиться. В апреле 1938 года арестован, ст. 58-10, получил пять лет, но вернулся из лагерей только в 1955 году. Цитирую по его книге «Пленник эпохи» (Издательство «Звенья», Москва, 2002). «Я сразу же после освобождения попал на волю в момент хрущевской оттепели. Это была пора, когда возникла наивная вера в возможность социализма с человеческим лицом. И первое время я, конечно, даже не вспоминал о лагере, я входил в новую жизнь. Ну а потом постепенно я начал думать … о том, что произошло…

Почему «подсудимые» так охотно и сравнительно быстро признавались в совершенно чудовищных и абсолютно неправдоподобных преступлениях?» Этот секрет он решил отыскать в «совершенно секретных» делах, на которых начертано «хранить вечно» в архивах КГБ (теперь ФСБ).

И если верить этим следственным делам, то делали это на первом, максимум на втором допросе. Это было непонятно тогда, думаю, что не стало яснее и теперь. Ибо это – столь же запретная тема, как и полвека назад. С этой страшной страницей своей исторической биографии современный КГБ (ФСБ) не желает расставаться и раскрыть ее, несмотря на все либеральные ужимки, вплоть до выдачи наисекретнейших дел отдельным заинтересованным лицам.

…Из нашей 29-й камеры Бутырок вызывались ночью на допросы одни и те же люди почти каждую ночь. Иногда они не приходили сутками и мы знали, что они на «стойке» – стоят днем и ночью без сна, пока меняются их следователи. Иногда они приползали полуживыми с разбитым лицом, искореженными членами. Иногда их приносил конвой и кидал, как ветошь, на пол камеры. Словом в следственных делах этих … уничтожены все следы того, что происходило между одним протоколом допроса и другим. … Уничтожены следы пыток и не просто пыток, а таких, о которых не знало, не имело представление не только какое–нибудь паршивенькое средневековье, но и такие мастера как гестаповские палачи. Все эти кадры из советских фильмов … если не липа, то пустяк по сравнению с нашими допросами «без протокола».

Самое главное для них было не запугать даже, а унизить человека настолько, чтобы тот понял – здесь все – БЕСПРЕДЕЛ! В славные времена Ивана Василевича Грозного … дьяки записывали в «пытошные ведомости» … какие применялись «меры убеждения». …В наше славное социалистическое время ничего не фиксировалось, ничего не записывалось, а выбор средств был совершенно беспредельным…

Маршал Советского Союза, уже будучи маршалом и всенародным героем, плакал, вспоминая, как очередной лейтенант мочился на его голову. Хорошо на голову, других заставляли открыть рот и мочились ему в рот. А может ли любая женщина вынести, когда молодой мерзавец со смехом испражняется на ее голову? У нас на первом лагпункте Устьвымлага была женщина … рассказывала мне. «Цирк» - так назывался допрос-развлечение… Постоловскую протаскивали в большой кабинет, где уже находилось шесть – семь молодых людей с жокейскими бичами в руках. Ее заставляли раздеться совершенно донага и бегать вокруг большого стола посредине комнаты. Она бегала, а эти ребята, годившиеся ей в сыновья, в это время подгоняли ее бичами… Малюта Скуратов, специализировавшийся на уничтожении боярских родов, изобрел специальную казнь для женщин. Несчастных сажали верхом на туго натянутую проволоку и водили по ней туда и назад, пока не распиливали… Маленький и очень грустный врач-грузин, с которым я встретился на 17-м лагпункте, сидел в Батумской тюрьме. Там, кто-то не менее изобретательный, чем Малюта Скуратов, придумал «мужскую казнь». Человеку на шею накидывали петлю из прочной тонкой проволоки, затем пригибали голову вниз и другую петлю надевали на половой член. Затем ему тыкали в лицо горящую паяльную лампу. Спасаясь от огня, мученик непроизвольно отрывал себе половой член. «Смерть, как правило, наступала от потери крови», - почти медицинским термином заканчивал свой страшный рассказ батумский доктор.» А были еще другие казни, еще и еще…

У нас на штрафной командировке 1-го лагпункта Устьвымлага живых, и никем, собственно, не осужденных людей связывали в круг и клали в плетеную башенку на 50-градусный мороз, пока они не превращались в оледенелый неразгибаемый труп.

Но физические пытки вовсе не были пределом. … в распоряжении палачей были гораздо и более действенные средства: близкие и в первую очередь дети. Никто из тех несчастных…, которых не доводили до нужных палачам «кондиций», не сомневались, что любые угрозы «сделать с детьми» – реальны.

В своей книге я жестоко обругал генерала Горбатова за его гордое заявление, что вот другие «признались», а он-де не признался… Может быть, я был несдержан в словах, но до сих пор считаю себя правым. Никто не имеет нравственного права в чем-либо обвинять жертвы, следовательно, и оправдывать палачей.

А зачем они скрывают, что никогда и нигде – в средневековье, при любом царистском правлении, при немецких фашистах, никогда не скрывалось – дату конца жизни, дату смерти? Зачем они это делают? В 1956 году… Не знаю жив ли этот подлец, генерал-лейтенант юстиции А. Чепцов, подписавший эту гнусную лживую бумагу, снабженную официальными грифами, гербами, печатью и прочими приметами, которые должны свидетельствовать, что тут учреждение великого государства, не банда бандитов и разбойников. Но ведь он был не один! …Десятки тысяч людей получали из загсов бумаги, извещающие, что такой–то умер и причина болезни. И никогда место смерти и захоронения, а главное – была лживая дата. …Но что они! Ведь были и есть – живы до нашего времени не сотни, а тысячи, много тысяч тех, кто всегда звались точно и однозначно – палачами. По не опровергнутой справке МГБ, данной в 1956 году, только с 1–го января 1935 года по 22 июня 1941 года было расстреляно 7 миллионов людей. По одному миллиону в год… Это ж надо так уметь! Миллионы людей как бы слизнули из жизни, из истории, как будто их никогда не было на свете! И не оставить от них никакого следа. Чтобы негде было встать и закрыть глаза…

Из всех жестокостей жестокость к детям самая страшная, самая противоестественная в своей античеловечности.

…В сорок втором году в лагерь начали поступать целые партии детей. Все они были осуждены на пять лет за нарушение закона военного времени: «О самовольном уходе с работы на предприятиях военной промышленности». Это были те самые «дорогие мои мальчишки» и девчонки 14-15 лет, которые заменили у станков отцов и братьев, ушедших на фронт.

Про этих, работавших по 10 часов, стоя на ящиках – написано много трогательного и умиленного. И все написанное было правдой.

Не было написано только о том, что происходило, когда – в силу обстоятельств военного времени – предприятие куда–нибудь эвакуировалось. Конечно, вместе с «рабсилой». …На новом месте было холодно, голодно, неустроенно и страшно. Многие … не выдерживали … сбегали к «маме». И тогда их арестовывали, сажали в тюрьму, судили, давали пять лет и отправляли в лагерь.

…Прибывали в наши места уже утратившими от голода, от ужаса с ними происшедшего всякую сопротивляемость. Они попали в ад…

На свеженьких накидывалась вся лагерная кодла. Бандитки продавали девочек шоферам, нарядчикам, комендантам. За пайку, за банку консервов, … за глоток водки. …Мальчики становились у паханов «шестерками». Они были слугами, бессловесными рабами… Любой блатарь приобретал за пайку такого мальчишку…

«Я был уже «вольным» … Двор подметала какая – то белокурая девчушка, совсем девочка.

…Я позвал ее. – Садись к столу и ешь.

…Девочка поела, аккуратно сложила на деревянный поднос посуду. Потом подняла платье, стянула с себя трусы, и держа их в руке, повернула ко мне неулыбчивое свое лицо.

- Мне лечь или как, - спросила она. А потом, не поняв, а затем испугавшись того, что со мной происходит, также – без улыбки – оправдывающее сказала: - Меня ведь без этого не кормят…»

Снова А. И. Солженицын. «И короли Органов и тузы Органов и сами Министры в звездный назначенный час клали голову под свою же гильотину. Один косяк увел за собой Ягода.

…Второй косяк очень скоро потянул за собой Ежов. Кое-кто из лучших рыцарей 37-года погиб в той струе (но не надо преувеличивать, далеко не все лучшие). Самого Ежова на следствии били, выглядел он жалким. Осиротел при таких посадках и ГУЛАГ. И потом был косяк Берии. А грузный самоуверенный Абакумов споткнулся раньше того, отдельно. …Органы еще от того не погибли.

…Это волчье племя – откуда оно в нашем народе взялось? Не нашего оно корня? Не нашей крови? Чтобы белыми мантиями праведников не шибко переполаскивать спросим себя каждый: а повернись моя жизнь иначе – палачем таким не стал бы и я?» И не стану – ли сейчас или в недалеком будущем. « Это страшный вопрос, если отвечать на него честно.»

Л. Э. Разгон отвечает на вопросы:

- Россия была неотвратимо обречена пережить все это?

- …Начиная с Петра было подавлено самое главное: достоинство человека. По морде бьют и сейчас (в армии), только неофициально. Так это и есть наше прошлое. Хамство и холуйство – это две стороны одной медали. Мы ничего не сделали, чтобы одолеть это. А единственное, что нужно сделать – это бороться за достоинство человека. Для этого нужна защищенность, а наша действительность не дает больших оснований верить в защищенность.

- Работа по восстановлению исторической правды перестала быть нужной?

- Есть что–то чудовищное в том, что весь мир продолжает сопереживать жертвам преступлений, весь мир, но только не мы. …Общество не хочет вспоминать это время. Немалая часть нашего общества – это люди, сами или генетически замешанные в преступлениях. …Сколько надо было людей, чтобы арестовывать, допрашивать, этапировать? Вероятно, почти столько же, сколько и сидело. Причем надо учесть, что большинство сидевших не дожило, осталось там, в лагерях. А другой части ничто не угрожало, они остались жить. Народили детей и думаю передали им … свою ненависть к зекам. Ненавидишь всегда тех, кому причинил зло.

- Люди не хотят вспоминать былое, потому что им некомфортно становится от этого. Дело в том, что все общество, и прошлое, и настоящее, несет ответственность за совершённые преступления. А мы ее не хотим признать. Готовы свалить на кого–нибудь другого.

И в заключение снова А. И. Солженицын: «…Когда–нибудь наши потомки назовут несколько наших поколений – поколениями слюнтяев: сперва мы покорно позволяли избивать нас миллионами, потом мы заботливо холили убийц в их благополучной старости.

…Не наказывая, даже не порицая злодеев, мы не просто оберегаем их ничтожную старость – мы тем самым из-под новых поколений вырываем всякие основы справедливости. …Молодые усваивают, что подлость никогда на земле не наказуется, но всегда приносит благополучие. И неуютно же, и страшно будет в такой стране жить!»