Смута и Судьба

Продолжение. Начало см. в № № 45 (414) от 12-18.11.2008, 46 (415) от 19-25 ноября 2008, 47 (416) от 26 ноября - 2 декабря 2008 г.

Будучи царем, Василий Шуйский выступал как упорный поборник зарождавшихся крепостнических порядков и пытался не допустить никакого смягчения законов, запрещавших крестьянам покидать своих владельцев. Этими мерами он надеялся снискать симпатии служилого дворянства, очень страдавшего от крестьянских «переходов». Тем не менее, в глазах дворян Шуйский оставался «боярским царем», а его тщеславие, коварство, лживость возбуждали неприязнь даже в самом близком окружении.

Королевич Владислав в период его избрания на Московское царство. Гравюра. 1610 г.

Боярское царство

Своим противникам низложенный царь оставил весьма незавидное политическое наследство. После смерти М. Скопина-Шуйского московские полководцы действовали неумело и терпели поражения. Настоящей катастрофой стала битва при Клушино в июне 1610 г., когда гетман Станислав Жолкевский в пух и прах разгромил корпус Дмитрия Шуйского, двигавшийся на помощь осажденному Смоленску.

Ко времени свержения царя Василия Шуйского армия Жолкевского находилась у Можайска, т. е. недалеко от столицы. Однако еще ближе, в селе Коломенском, собралось крупное войско сторонников Лжедмитрия II. На помощь к нему подошел Ян Сапега.

В этой ситуации глава Семибоярщины, Федор Мстиславский, решил, что польский вельможа все же менее страшен, чем «тати» самозванца, и срочно направил Жолкевскому письмо с просьбой о помощи. 20 июля польская армия выступила из Можайска, а уже через четыре дня она стояла на Хорошовских лугах всего в 7 верстах от Москвы. Помимо поляков, в армии Жолкевского имелись русские воины, уже присягнувшие королевичу Владиславу.

Тем временем Лжедитрий II, который приободрился, узнав о свержении Василия Шуйского, бросил свои отряды на захват российской столицы. Князь Р. Ружинский к тому времени скончался, и главным союзником самозванца стал Ян Сапега. 2 августа его воины начали штурм города в районе Серпуховских ворот. В этой ситуации русские из войска Жолкевского бросились на помощь москвичам. Жолкевский, со своей стороны, приказал польским воинам не вмешиваться в бой и никакой помощи Сапеге не оказал. Приверженцы самозванца были отбиты.

После этого возобновились начатые перед самым боем переговоры между Ф. Мстиславским и С. Жолкевским. Оба их участника являлись весьма примечательными людьми.

Федор Иванович Мстиславский принадлежал к старинному роду литовского происхождения и еще в годы Ливонской войны прославился как умелый полководец. При Борисе Годунове Ф. Мстиславский командовал войсками, действовавшими против Лжедмитрия I, но после победы самозванца признал его власть. При Ф. Шуйском боярин сражался против повстанцев И. Болотникова, был он также в числе претендентов на русский престол после свержения царя Василия.

С. Жолкевский, как и Ф. Мстиславский, несомненно, обладал талантами военачальника и одновременно являлся чрезвычайно проницательным политиком. Он отличился при осаде Пскова в 1581 г. и при подавлении восстания С. Наливайко в 1596 г. Подобно Я. Замойскому, С. Жолкевский неодобрительно относился к «димитриадам», в которых видел покушение на порядок и закон, пагубное для самой Речи Посполитой. Еще больше не любил он польских сторонников самозванца, считая их смутьянами. Неудивительно, что саму необходимость соглашения Мстиславский и Жолкевский признали сразу. Большие разногласия вызывали, однако, его условия.

Жолкевский предлагал положить в основу соглашения договор, подписанный королевскими вельможами и тушинцами под Смоленском. Московские бояре в принципе были согласны, но внесли в текст поправки. Сопоставление «московского» и «тушинского» варианта русско-польского соглашения дает чрезвычайно интересные результаты, значимость которых отметил еще С. М. Соловьев в 50-е годы XIX столетия [см.: Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Книга IV. Т. 8. М., 1960. С. 583-584].

В обоих соглашениях (и это вполне понятно) Владислав признавался царем при условии перехода в православие, а венчать на царство его должен был русский патриарх. В обоих соглашениях гарантировалась неприкосновенность владений церкви и бояр. Однако из «московского» варианта исчезла статья о пожаловании людей «меньших станов» за их заслуги. Не вошло в московский вариант договора внесенное тушинцами условие, по которому русским людям предоставлялся свободный выезд за границу для обучения. Вообще московский вариант почти не отразил типичные для тушинского варианта настроения провинциального служилого дворянства, желавшего потеснить на ступенях иерархической лестницы московское боярство.

С. Жолкевский согласился с предложениями московских бояр и даже обещал просить короля Сигизмунда III прекратить осаду Смоленска. 27-28 августа 1610 г. в Москве прошла церемония торжественной присяги «царю Владиславу Жигимонтовичу». Церковную службу вел патриарх Гермоген.

Портрет Винценты Александра Корвина Гонсевского, гетмана Литовского. XVII в.

Жолкевский тем временем окружил лагерь Лжедмирия II в селе Коломенском. Он обратился к Яну Сапеге с требованием покинуть «царька» и отправиться с польскими отрядами под Смоленск к королю. Литовский магнат некоторое время сопротивлялся, но, в конце концов, подчинился приказу. Самозванец, лишившись союзника, вновь бежал со своими приверженцами в Калугу. Участник событий, И. Будило, с явным раздражением заметил в дневнике по этому поводу: «Второй уже раз царь этот бежит от войска» [см.: Дневник событий, относящихся к Смутному времени (1603-1613 гг.), известный под именем истории ложного Дмитрия // Русская историческая библиотека. Т. 1. СПб., 1872. С. 210].

Многие москвичи, клянясь в верности польскому королевичу, надеялись, что таким способом можно будет остановить кровопролитную войну, принести в измученную страну мир и спокойствие. Было бы ошибкой представлять призвание Владислава как некий акт национального предательства, организованный группой бояр. Видный современный ученый Б. Флоря отмечал в связи с этим на страницах журнала «Родина»: «…В поддержку Владислава в 1610 г. высказались представители разных сословий русского общества, находившиеся в Москве» [см.: Флоря Б. Бунт окраина против центра // Родина. № 11. 2005. С. 49]. Иное дело, что надежды на восстановление мира оказались тщетными.

Вскоре после церемонии было собрано посольство, которое отправилось к королю Сигизмунду III. Во главе него стояли митрополит Филарет (Романов) и князь Василий Голицын. В состав делегации вошли также представители сословий, собираемых обычно на Земский собор: бояре, дворяне, дьяки и подьячие (чиновники), «служилые люди», верхушка городского населения, всего более 1200 человек.

Столичные верхи ожидали, что Владислав прибудет в столицу в самом скором времени, и спешно готовились к встрече государя-чужеземца. Для него даже составили несколько «росписей», которые давали представление о государственном устройстве, экономике, обычаях, традициях России. Одна из росписей была специально посвящена русской кухне.

Сигизмунд, между тем, вынашивал собственные планы. Он совершенно не собирался отправлять в «Московию» сына, надеясь, что сможет подчинить русское государство себе. К тому же, будучи фанатичным католиком, монарх, которого собственные приближенные прозвали «королем-иезуитом», не мог принять идеи крещения наследника в православие.

Послы прибыли под Смоленск 7 октября 1610 г. Начавшиеся переговоры очень скоро показали, что стороны имеют совершенно разные представления о будущем российской короны. Послам приходилось нелегко: ведь они возражали полякам, находясь в польском лагере, окруженные королевской армией. Тем не менее, их доводы часто отличались основательностью и даже дипломатической изощренностью.

Вот лишь один пример. Польские вельможи, требуя, чтобы вместе с Владиславом Русь присягнула его отцу Сигизмунду, лицемерно спрашивали, почему русские хотят «разлучить отца с сыном». Москвичи ответили вопросом на вопрос: отчего сами поляки, призвав в 1587 г. на престол Сигизмунда, не присягнули заодно и его отцу, шведскому королю?

Королевские войска между тем продолжали осаду Смоленска, хотя русские послы убеждали прекратить обстрелы. Нападали польские отряды и на другие города.

Гораздо более тонко действовал гетман Жолкевский в Москве. Ему удалось подчинить своему влиянию Семибоярщину, завоевать симпатии значительной части столичной аристократии, дворян и даже стрельцов.

Павел Чистяков. Патриарх Гермоген отказывает полякам подписать грамоту. 1860 г.

В ночь с 20 на 21 сентября 1610 г. поляки без единого выстрела заняли Москву. Стрелецким головой стал сподвижник Жолкевского Александр Гонсевский, одновременно вошедший в состав Боярской Думы. Стараясь поддерживать с жителями столицы мирные отношения, польские военачальники вели себя подчеркнуто корректно, в случае конфликтов демонстрировали справедливость и беспристрастность. Польского солдата, который из озорства выстрелил в икону Богородицы, приговорили к отсечению обеих рук и сожжению на костре. Другого воина, который похитил у москвича дочь, высекли кнутом [см.: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Книга IV. Т.8. М., 1960. С.592].

Вслед за Москвой присягу Владиславу принесли Устюг, Ярославль, Вологда и многие другие города. С некоторыми трудностями, но все же был приведен к присяге Новгород, куда отправился воевода Иван Салтыков с русским по составу воинов отрядом. Псков, однако, присягать королевичу не стал – этот факт Жолкевский впоследствии особо отметил в своих мемуарах [см.: Записки гетмана Жолкевского о Московской войне. СПб., 1871. С.85].

Соглашение с поляками неминуемо означало для Русского государства враждебные отношения со Швецией. Король Карл IX расценил поведение Семибоярщины как предательство, нарушение союзнического долга. В августе 1610 г. отряд французских наемников, находившихся на шведской службе, захватил Ладогу. В сентябре 1610 г. шведы осадили крепость Корела. Здесь они, однако, столкнулись с упорным сопротивлением гарнизона и жителей города, которыми руководил воевода Иван Пушкин. Осада затянулась на шесть месяцев, крепость сдалась только в марте 1611 г.

Другим противником московского правительства оставался Лжедмитрий II. Правда, самозванец лишился польских покровителей, но зато в его поддержку выступил вождь донских казаков Иван Заруцкий. Атаман сначала хотел служить Сигизмунду III, но в лагере под Смоленском столкнулся с пренебрежением со стороны польских панов и особенно русских бояр. Польский офицер, ротмистр Н. Мархоцкий, с явным сожалением вспоминал: «К нам он (Заруцкий. – А. М.) был весьма склонен, пока под Смоленском его так жестоко не оттолкнули» [см.: Мархоцкий Н. История московской войны. М., 2000. С.86].

Лжедмирий II после ухода Сапеги также стал подчеркивать свою неприязнь к «латинянам». О перемене в его настроениях весьма точно пишет швед П. Петрей: «Он (Лжедмитрий II) не уважал теперь ни одного поляка, ни немца, а только своих казаков, татар и русских; они были его лучшие и вернейшие слуги и воины…» [см.: Петр Петрей. История о великом княжестве Московском // О начале войн и смут в Москве. М., 1997. С.356-357] Так самозванец и казачий атаман вновь оказались в одном лагере. Впрочем, Лжедмитрий скоро превратился в марионетку Заруцкого, как ранее был марионеткой в руках Ружинского и Сапеги.

С. Жолкевский полагал, что королю следует как можно скорее прислать Владислава в Москву. Стоит подчеркнуть: гетман искренне верил в возможность сделать русским царем Владислава и действительно пытался убедить Сигизмунда считаться с условиями московского договора [см.: Бохун Т., Кравчик Я. Сто повозок Ходкевича // Родина. № 11. 2005. С. 69]. С этой целью он поспешно покинул Москву и отправился под Смоленск. С собою Жолкевский увез свергнутого и постриженного насильно в монахи Василия Шуйского, с его братьями Иваном и Дмитрием. Дальнейшая судьба бывшего царя сложилась печально: его переправили в Польшу и держали в заключении до самой смерти, наступившей, впрочем, очень скоро (сентябрь 1612 г.).

Тревога Жолкевского была обоснованной. Позиция Сигизмунда все более и более раздражала самые различные слои русского общества. По словам ротмистра Мархоцкого, наместник Владислава (т. к. королевичу было всего 15 лет) А. Гонсевский, получивший чин боярина, прекрасно понимал, что никакого приезда Владислава ждать не приходится, но «сколько мог, обманывал москвитян то такими извинениями, то этакими» [см.: Мархоцкий Н. История московской войны. М., 2000. С. 84]. Однако полностью погасить раздражение было невозможно. Неудовольствие высказывали даже члены высшей аристократии. Московский боярин Андрей Голицын, брат уехавшего с посольством Василия Голицына, открыто говорил, что если Сигизмунд не хочет присылать сына, то Москва имеет право отказаться от присяги королевичу. Такую же позицию занял патриарх Гермоген.

Чувствуя приближение кризиса, А. Гонсевский решил нанести превентивный удар. В середине октября 1610 г. он объявил, что раскрыт заговор. Группа бояр во главе с Голицыными и патриархом якобы готовилась передать столицу Лжедмитрию II, для чего вступила в контакты с воеводой самозванца Федором Плещеевым. Суд однако не смог обнаружить безусловных свидетельств вины «заговорщиков». Да оно и понятно. Лжедмитрий II действительно засылал в столицу своих эмиссаров, но никакой связи с Боярской думой и патриархом они не имели. Тем не менее, раскрытие мнимого заговора позволило А. Гонсевскому подавить любые попытки московского боярства к сопротивлению. Патриарха лишили штата его служителей, князя Андрея Голицына посадили под домашний арест. Польские отряды заняли святая святых русской столицы – Кремль.

Отношения между москвичами и иностранными солдатами, среди которых были не только поляки с литовцами, но и наемники из самых разных стран, очень быстро приняли напряженный характер. Ни о каких взаимных симпатиях, наметившихся при гетмане Жолкевском, не было и речи. Постоянно происходили стычки и ссоры.

Сигизмунд III тем временем старался сломить сопротивление Смоленска, но успеха добиться не мог. Непрекращающиеся военные действия подрывали надежды московского посольства на благополучный исход переговоров.

В стране все сильнее распространялось озлобление против чужеземцев. Одним из первых, кто точно угадал новые веяния, был дворянин Прокопий Ляпунов, который начал формировать в Рязани отряды из местных дворян. Как вспоминал Н. Мархоцкий, А. Гонсевский просил Сигизмунда III «выслать из Смоленска людей, чтобы разбить Ляпунова, пока он не очень силен», но король советом пренебрег [см.: Мархоцкий Н. История московской войны. М., 2000. С. 85].

Дворянин Прокопий Петрович Ляпунов.

В конце 1611 г. произошли события, нарушившие расклад политических сил. Атаман Заруцкий, действуя от имени Лжедмитрия II, нанес несколько поражений войску Яна Сапеги, который теперь выполнял приказы Сигизмунда III. Калужский лагерь все больше втягивался в борьбу с чужеземцами.

Но 11 декабря Лжедмитрий II был внезапно убит татарами из своей собственной охраны. Во время поездки на охоту, в окрестностях Калуги, начальник татарского отряда Петр Урусов выстрелил в самозванца из ружья, а потом отрубил ему голову. По мнению многих современников, причиной убийства стали личные обиды [см.: Измайлов И. «Я научу тебя, как топить в реке татарских царей…» Татары в Смутное время: события и судьбы // Родина. № 11. 2005. С. 77-78], но поговаривали и о «руке» королевского лагеря.

Потеряв кандидата на престол, сторонники Лжедмитрия отправили делегацию в Москву, дабы ознакомиться с ситуацией в столице. Вести оказались тревожными: город патрулировали солдаты Гонсевского, москвичи всячески вредили иноземцам, обстановка явно накалялась. Вполне понятно, что присягать Владислву калужане не захотели.

В то время Марина Мнишек разрешилась от бремени сыном. Разумеется, сама она уверяла, что ребенок рожден от «истинного царя Дмитрия», но многие подозревали в отцовстве атамана Заруцкого. Надо заметить, что о нравственном облике «царицы» и польские, и русские современники отзывались критически. Тем не менее, новорожденный младенец, которого нарекли Иваном, вполне мог стать знаменем, символом борьбы для тех, кого не устраивали Семибоярщина и Владислав.

Фактическим лидером бывших тушинцев стал Иван Заруцкий, который постарался установить дружеские контакты с П. Ляпуновым, предлагал ему союз для борьбы с поляками. В то же время активную, хотя и завуалированную, агитацию против Сигизмунда III развернул патриарх Гермоген.

Зреющие очаги противоборства встревожили короля. В конце декабря он послал к Туле, где находился П. Ляпунов, отряд запорожских казаков. В помощь им из Москвы Семибоярщина направила ратных людей во главе с воеводой И. Сунбуловым.

Однако Ляпунов со своим небольшим войском успел укрыться в г. Пронске. Оттуда он стал рассылать грамоты с призывами о помощи. Вскоре к Пронску подошли несколько отрядов, которые заставили противника отступать. Среди военачальников, оказавших помощь П. Ляпунову, особенно отличился воевода города Зарайска, князь Дмитрий Пожарский.

Сигизмунд III, король польский.

Попытка расправы с Ляпуновым только повысила его авторитет в глазах противников чужеземной власти. На Рязанщине вспыхнуло настоящие восстание, которое потом распространилось и на другие районы страны. Но местами вспышки ненависти к иноземцам происходили и без прямой связи с действиями Ляпунова.

Иногда, впрочем, ненависть к иноземным властям находила выражение в лозунгах, весьма далеких от тех, что отстаивал Ляпунов. Например, в начале января 1611 г. Казань присягнула на верность «царю Дмитрию» (весть о смерти самозванца города еще не достигла). При этом горожане убили, сбросив с башни, воеводу Богдана Бельского, призывавшего «целовать крест» Владиславу.

Лучше, чем казанцы, были информированы жители Нижнего Новгорода, которые 24 января 1611 г. извести Ляпунова о том, что они решили по совету всей земли и по благословению Гермогена идти освобождать Москву от поляков. Знамя восстания подняли древние города Владимир и Суздаль. Совместно с повстанцами действовали также воины из Калужского лагеря И. Заруцкого, которые захватили Коломну.

Встревоженный А. Гонсевский и члены Семибоярщины принялись готовить столицу к обороне. 19 марта солдаты начали поднимать на укрепления Кремля и Китай-города пушки. Москвичи открыто злорадствовали и осыпали польских солдат оскорблениями. Один из ротмистров приказал привлечь к работам по установке орудий московских извозчиков, но те отказались. Польские солдаты схватили мужиков и потащили их к месту работ силой. В результате вспыхнула драка. Немецкие наемники, решив, что началось восстание, атаковали толпу огнестрельным и холодным оружием. Итогом побоища стала гибель нескольких тысяч москвичей.

Резня в Китай-городе вызвала возмущение москвичей. По всему Замоскворечью люди взялись за оружие. А. Гонсевский приказал наемникам занять Белый город, но жители, перегородив улицы баррикадами, оказали карателям яростное сопротивление. Москвичи проявили прекрасное владение тактикой уличного боя Польский офицер Н. Маскевич вспоминал: «Русские свезли с башен полевые орудия и, расставив их по улицам, обдавали нас огнем. Мы (кавалеристы. – А. М.) кинемся на них с копьями; а они тотчас загородят улицу столами, лавками, дровами; мы отступим, чтобы выманить их из-за ограды: они преследуют нас, неся в руках столы и лавки, и лишь только заметят, что мы намереваемся обратиться к бою, немедленно заваливают улицу и под защитою своих загородок стреляют по нас из ружей; а другие, будучи в готовности, с кровель, с заборов, из окон, бьют нас самопалами, камнями, дрекольем» [см.: Дневник Маскевича 1591-1621 // Сказания современников о Дитрии Самозванце. Т. 1. СПб., 1859. С. 61-62].

Народное восстание перепугало московских бояр, которые боялись «черни» гораздо больше, чем поляков. Один из них, Михаил Салтыков, даже распорядился поджечь собственный дом, чтобы он не достался «хлопам». Лишь немногие из столичной знати поддержали повстанцев. Среди таковых был князь Дмитрий Пожарский.

Тем не менее, даже лишенные опытных руководителей, москвичи теснили врага. Положение поляков оказалось тем более сложным, что к Москве подходили войска П. Ляпунова и И. Заруцкого. В этой ситуации А. Гонсевский приказал поджечь городские посады. Пожар помог сломить сопротивление повстанцев. Поляки жестокого расправились с теми, кого считали вдохновителями мятежа. Боярин Андрей Голицын, находившийся под домашним арестом, был жестоко убит. Патриарха Гермогена бросили в темницу.

21 марта 1611 г. к стенам Москвы подошли передовые отряды из ополчения П. Ляпунова и И. Заруцкого, которое также принято именовать «Первым ополчением». В ночь на 1 апреля русские воины заняли почти всю территорию Белого города, но развить успех не смогли. Первоначально вожди ополчения рассчитывали захватить столицу одним ударом, при поддержке восставших внутри города. Когда же эти планы не осуществились, пришлось готовить и проводить длительную осаду.

Андрей МИХАЙЛОВ,
доктор исторических наук, Санкт-Петербург,специально для «Псковской губернии»

Продолжение читайте в следующем номере газеты.