Здравствуй, племя младое...

СТО ГРАММ СЧАСТЛИВОГО ДЕТСТВА

В загородном пионерском лагере (он гарантировал, что летом непременно будем накормлены, и давал на природе закалку здоровью) были в моде пешие походы на выносливость - куда глаза глядят. Поотрядно отправлялись и возвращались не иначе, как строем - непременный ритуал бодрой шагистики на глазах у всего лагеря, ну и с таким же форсом, если шли через какую-нибудь деревню.

Физрук Сорокин, боевой лётчик в годы войны, командовал: «Запевай!» И мы, делая маршевое ударение на левую ногу (всегда босиком), дружно выкрикивали слова и мотив.

Летом 1946 - 1948 годов были у нас расхожими две строевые красноармейские песни.

Вот одна из них:

Вылетают кони да шляхом каменистым,
В стремени привстал передовой.
И поэскадронно бойцы-кавалеристы,
Натянув поводья, вылетают в бой.

В бой за Родину!
В бой за Сталина!
Боевая честь нам дорога.
Кони сытые
Бьют копытами –
Встретим мы по-сталински врага.

Ордена недаром да нам страна вручила,
Это помнит каждый наш боец.
Мы готовы к бою, товарищ Ворошилов!
Мы готовы к бою, Сталин - наш отец!

Не берусь наверняка утверждать, но теперь мне сдаётся, что это - предвоенная песня: уж очень шапкозакидательская, слишком хвастливая.

Напротив, другая популярная среди нас в пионерском лагере строевая песня явно была происхождением из войны. Тоже духоподъемная, но смысл и слова иные:

Узнай, родная мать,
Узнай, жена - подруга,
Узнай далёкий дом
И вся моя семья,
Что жжёт и бьёт врага
Стальная наша вьюга,
Что волю мы несём
В родимые края.

Нестроевые - просто песни про вчерашнюю войну - были трогательными:

На рейде большом
Легла тишина,
А море окутал туман.
И берег родной
Целует волна,
И тихо доносит баян.

В недосказанности было порой больше теплоты и печали.

В одной из памятных мне самодеятельных песен военных лет имелись совсем уж простые слова, однако они брали за сердце, были понятны, близки любому.

И что же ты скажешь?
Кому расскажешь?
Ведь каждый изведал,
Что значит война.
У каждого горе
Большое, как море,
И так же без края,
И так же без дна.

Кстати, эта песня родилась на Псковской земле - в Третьей ленинградской партизанской бригаде. История такова.

Из окружения попал к партизанам той бригады боец родом с Украины. Он сочинил песню про свою землю. Песня понравилась и даже стала как бы гимном партизан Третьей бригады.

После войны ту песню певали за столом раза два и в нашем доме в Пскове - вместе с моим отцом его боевые товарищи по бригаде: Михаил Леонидович Воскресенский, бывший начальник партизанского госпиталя Викентий Иванович Гилёв (его сын Костя пошёл по стопам отца - стал в Пскове врачом, как рассказывают, замечательным). Других участников тех скупых застолий назвать по имени уже не сумею. Все умерли. На Мироносицком кладбище на могиле отца - Андрея Фёдоровича Дмитриева - надпись на камне: «От родных и друзей партизан».

В седьмом классе нам исполнилось по 15 лет, и по окончании все вступили в комсомол. Мне это позволило для начала отправиться летом в пионерский лагерь уже в качестве, как тогда выражались, физрука (физкультурного руководителя). Даровое питание, да ещё и кое-какая зарплата. К новому учебному году заработал себе на брюки и впервые заимел ручные часы. Они были переделаны из круглых карманных «кировских», то есть вне моды, зато стоили дёшево. Грохотали, как трактор, но при этом шли отменно. Позднее даже в большой аудитории филологического факультета на Университетской набережной в Ленинграде то и дело в мою сторону поворачивали головы, недоумевая, где это так стучит.

Вечно мне не терпелось ходить и стоять на руках. Поэтому повар нашего пионерского лагеря, вопреки профессии поджарый, вдобавок не лишённый остроумия, обращался ко мне не «физрук», а «бес рук». Прозвище сразу прижилось, но к моему облегчению в классе об этом осенью не узнали.

Как уже сказано, строевые наши пионерские песни в 1946 -1948 годах были заимствованы у взрослых, из армии. Мне же летом 1949 года захотелось, чтобы у моих пионеров появились в строю другие песни, больше соответственные возрасту и настроениям новой ребятни.

В младших отрядах ввёл в маршевый обиход брызжущую детским задором, лучезарную песню, которая часто звучала по радио, особенно в утренней передаче «Пионерская зорька»:

По улицам шагает весёлое звено,
Никто кругом не знает, куда идёт оно.
Друзья шагают в ногу,
никто не отстаёт,
И песню всю дорогу тот,
кто может, тот поёт.

Мы, подростки, легче изживали в себе груз военных невзгод и утрат. Взрослым это было не под силу - война их не отпускала. Из бессчётно виденных тому подтверждений особенно потрясло то, о котором не могу не поведать вам, мои юные друзья.

В честь 30-летия Великой Октябрьской социалистической революции - 7 ноября 1947 года - в Пскове вступил в действие полностью восстановленный и наново оборудованный просторный кинотеатр. Раньше он назывался «Пограничник». Но с тех пор, как в 1940 году государственная граница отодвинулась на запад, в городе погранцы нам, считай, не встречались. Не то что теперь. Новооткрытому кинотеатру по справедливости дали название «Победа». Первым демонстрировался новый художественный фильм «Сельская учительница» - с обаятельной Верой Марецкой.

Распахнув двери для публики, кинотеатр «Победа» с самого начала предстал шикарным заведением, уже на мирный лад.

В большом фойе перед вечерними сеансами играл оркестр, как это было заведено, к примеру, в фешенебельном ленинградском «Титане» на Невском, возле Литейного.

С потолка сверкали чуть ли не дворцовые, казалось нам, люстры. На стенах - бра не хуже столичных канделябров. Везде паркетный пол. На остеклённом втором этаже, над фойе, располагалось достаточно столиков буфета, где после отмены карточек стало возможным потешить душеньку недоступным ещё вчера угощением.

К тому же место оказалось уютным: открывался с некоторой высоты вид на Летний сад, на фасад гостиницы «Октябрьская», угол которой, ближний к кинотеатру, тогда ещё отсутствовал: всё крыло гостиничного здания словно ножом было срезано до основания, по-видимому, фугасной бомбой или отступавшими немецкими подрывниками. Приятно смотрелся отсюда богатый большими, хоть и израненными, деревьями Пролетарский бульвар у своего начала (позднее названный Октябрьским проспектом).

Ах, какой был замечательный буфет! Пенистый, нежно щекочущий во рту лимонад. Ароматные фруктовые воды в бутылках - «Вишнёвая», «Грушевая», «Клюквенная», «Черносмородинная» и прочие. Газировка: со сладким красным сиропом - 3 копейки за целый стакан, а чистая, без сиропа - 1 копейка. Были пирожные, вафли, печенье - где это видано, чтобы сразу столько! Эскимо и мороженое попервости здесь не продавали - зрители покупали на подходе к кинотеатру.

Взрослые солидно брали бутылочное пиво - едва ли не в лучшем ассортименте, чем до войны: светлое «Жигулёвское», тёмное «Мартовское», бархатное «Ленинградское», портер. На закуску - бутерброды с красной и чёрной икрой, с рыбой, колбасой, сыром. Наверное, и шампанское подавали, и портвейн, но этого не помню. Взрослым, натерпевшимся много хуже нашего, ещё больше казалось диковиной свалившееся на всех общедоступное изобилие.

А для детей после отмены карточек здесь предстал воистину невероятным богатейший арсенал конфет: «Раковая шейка», разные карамели, плиточный шоколад и, о чудо, разнообразные дорогие конфеты в роскошно оформленных фантиках. Глаза не могли оторваться от витрины.

Мой выбор в конце концов пал на один из лучших сортов. По случаю премьеры родители снабдили деньгами. Подсчитал - их было достаточно, чтобы купить целых сто граммов шоколадных, с начинкой, красивейших конфет «Счастливое детство». Совершенно забыл вкус подобных лакомств, а тут сладкое пиршество, которое в войну не могло привидеться в лучшем сне, через минуту-другую должно было стать явью прямо здесь в Пскове.

Не без робости (предстоял небывалый расход на угощение только себя) подошёл к буфетной стойке. За нею возвышалась в накрахмаленном кокошнике немолодая, с деревенским лицом, усталая с виду продавщица. Она вопросительно поглядела на меня.

Протянул денежку: «Пожалуйста, сто грамм «Счастливого детства» !» Лицо пожилой буфетчицы вдруг набухло гримасой душевной боли - женщина сокрушённо расплакалась.

Вслед за тем дошло и до меня...

С тех пор всегда перед моим мысленным взором эта плачущая русская богиня, покровительница жён, вдов, матерей, детей, сирот - мадонна бездонного сострадания.

В робкой просьбе мальчика из войны - дайте сто грамм счастливого детства! - она безошибочно учуяла, что жизнь народа теперь перерезана надвое. Те, кто остался за чертой, уже не придут, не познают. Другие же скоро уйдут в иную судьбу, чтобы в эту не возвращаться. Неизбывная жалость до слез переполнила страждущую за всех псковскую женщину.

Светлая ей память.

Виктор ДМИТРИЕВ.

Фото из архива Е.Л. Беркал

На фото: Школа №8, 10 класс, 1951 год.

(Продолжение следует).