Продолжение. Начало - ЗДЕСЬ.
Его талант был основан на большой нелюбви. Он любил несуществующее и ненавидел окружающее. Он хотел переизобрести человека и по-настоящему изменить мир. Советский диссидент, публицист и литературовед Михаил Агурский считал, что его ненависть к русскому крестьянству даже сподвигла Сталина провести ускоренную коллективизацию. Будто бы это была горьковская идея. Индустриализация, символизировавшая прогрессивный Запад, должна была уничтожить азиатский деревенский уклад. В статье «Великий еретик» Агурский писал о Горьком: «По существу, он один из основателей советского общества, а не только тот, кто сформировал советскую литературу».
Думаю, что Агурский преувеличил влияние Горького на Сталина и на всю страну. Но Горькому такая мысль, наверное, понравилась бы. Только писателем он быть не мог и не хотел. Он стремился быть сверхчеловеком – преобразователем природы. Николай Валентинов (Вольский) в книге «Наследники Ленина» писал: «Когда Горький утверждал, что Россия - постылая Азия, гнусный Восток, он имел в виду, прежде всего, и более всего деревню». Жестокость гражданской войны в России Горький объяснял «зоологическим инстинктом собственника», присущим русскому крестьянину. Чтобы этот инстинкт побороть, нужна была зоологическая жестокость.
В общей сложности около пятнадцати лет Горький прожил в Италии. Ленинской России он предпочёл муссолиниевскую Италию, но вернулся в сталинский СССР. Фашистская Италия для него была всё же недостаточно тоталитарна – особенно юг с его крестьянством, где он жил. Италия была не слишком новаторской, в отличие от СССР с его индустриализацией и антикрестьянским многомиллионным размахом. Муссолини мелочился, а у Сталина был гигантский масштаб. Фашисты казались слишком мелкими. Бывший главный редактор социалистической газеты «Аванте» Бенито Муссолини не отменил даже частной собственности.
К тому же, Горького раздражало в Муссолини его стремление войти в пантеон гениальных писателей. Пьесы Муссолини тогда ставились по всей Европе – в Париже, Риме, Милане, Риге… В рижском Театре русской драмы в 1931 году пьесу «Сто дней» о Наполеоне поставил российский эмигрант Рудольф Унгерн. Угодливые критики приравнивали произведения Муссолини (пьесы и роман) к трагедиям Шекспира и операм Вагнера. Горького, знавшего толк в драматургии, это возмущало. В ноябре в письме из Сорренто Горький с радостью доложил Сталину, что Муссолини «написал пьесу "Наполеон", её поставили в Париже, успеха - не имела».
Отношения СССР и фашистской Италии были неплохие. Муссолини признал СССР в 1924 году. Пьесы Горького в Италии ставились. Русская актриса и режиссёр Татьяна Павлова в 1926-1928 годах поставила в Италии пьесы Горького «На дне» и «Фальшивая монета». В 1927 году в Италию приехал на гастроли МХАТ со спектаклем «На дне».
Несмотря на то, что некоторые горьковские публикации сегодня оцениваются как «фашизм в чистом виде», фашистом он не стал. Как и коммунистом. Правда, в РСДРП он всё вступил осенью 1905 года. Фашизм и коммунизм как учения были для него были малы. Он не укладывался в рамки.
Собрание сочинений Горького полно его публичных речей, произнесённых в тридцатые годы. Почти после каждой из них хочется процитировать Горького времён Октябрьской революции: «Будьте человечнее в эти дни всеобщего озверения!» Горький сыпал проклятиями направо и налево. Они были обращены как внешним, так и внутренним врагам.
Наппельбаум М.С. Фотография М.Горького. 1928. 2. Фотография С.Т.Коненкова, работающего над скульптурой А.М.Горького. 1928.
«Имеем ли мы право ненавидеть этих одичавших, неизлечимых дегенератов - выродков человечества, эту безответственную международную шайку явных преступников, которые, наверное, попробуют натравить свой "народ" и на государство строящегося социализма?- писал он в сентябре 1935 года, и его слова миллионными тиражами распространялись газетами «Правда», «Известия» и «Литературной газетой». - Подлинный, искренний революционер Союза Советских Социалистических Республик не может не носить в себе сознательной, активной, героической ненависти к подлому врагу своему. Наше право на ненависть к нему достаточно хорошо обосновано и оправдано».
Перед нами Горький, который успокоился и понял, что человек в подавляющем большинстве мерзок и порочен. Поэтому он считает вправе говорить: «И так же хорошо, так же основательно оправдана ненависть наша ко всем равнодушным, лентяям, пошлякам и прочим уродам, которые ещё живут и мелькают в нашей стране, бросая на спасительную для всего мира нашу светлую, чудодейственную работу серые, грязные тени пошлости, безразличия, равнодушия, мелкого жульничества, мещанского своекорыстия».
Это всё тот же Горький – из начала ХХ века. Борец с мещанством. Ему хочется продолжать революцию, но только «правильную» революцию. Революционную (сверхчеловеческую) ненависть он противопоставляет звериной: «Наша революционная, пролетарская ненависть к тем, кто создаёт несчастья и страдания людей, должна быть противопоставлена звериной, своекорыстной, больной ненависти мира капиталистов, загнивших от ожирения, осужденных историей на гибель».
Существует мнение, что даже его политические противники-литераторы были настроены к Горькому отнюдь не враждебно. Среди них часто приводят фамилию Бунина, с которым Горький был знаком с 1899 года. В действительности, Иван Бунин не раз высказывался о Горьком резко отрицательно. Особенно под конец жизни. Казалось бы, Горький к тому времени давно умер, но Бунин всё равно не мог успокоиться. В 1951 году он написал в письме Марку Алданову: «Я только что прочёл - впервые - „Мои университеты“ Горького. Это нечто совершенно чудовищное - не преувеличиваю! - по лживости, хвастовству и по такой гадкой похабности, которой нет равной во всей русской литературе!»
А теперь сравните с высказыванием Маршака: «Горький умел прощать людям многие слабости и пороки, - ведь столько людей перевидал он на своём веку, но редко прощал им ложь».
Думаю, Бунина смутила, прежде всего, разница между тем, что о своём детстве рассказывал ему сам Горький и тем, что он написал. Специалисты лучше объяснят, где была правда, а где вымысел. Но Бунин был абсолютно уверен, что многое Горький выдумал. Бунин настаивал, что никакой Горький не босяк, он родился «в среде вполне буржуазной: отец - управляющий большой пароходной конторы; мать - дочь богатого купца-красильщика...»
(Слева направо) Максим Горький, Дмитрий Мамин-Сибиряк, Николай Телешов и Иван Бунин в Ялте, 1900.
К тому же, на Бунина сильное впечатление произвело, как вёл себя Горький после возвращения в СССР. Поддержка сталинского курса явно сказалась на отношении к приятелю молодости. Георгий Адамович утверждал, что в 1952 году Бунин при нём сделал на портрете Горького в какой-то книге надпись: «Полотёр, вор, убийца». Для Бунина – человека временами очень резкого, грубого – подобные выражения были в порядке вещей. И всё же он называл убийцей не писателя Горького, а Горького – общественного деятеля. Для эмигрантов Горький времён революции был, по современным понятиям, правозащитником. А в тридцатые годы превратился в один из символов репрессивного государства.
Заканчивая речь на совещании писателей, композиторов, художников и кинорежиссёров 10 апреля 1935 года Горький произнёс: «Нас, людей искусства, назвали "инженерами душ". Этот титул дан нам как аванс. Мы пока ещё не инженеры. Инженеры работают по плану…» Говорят, будто это был уже какой-то «переродившийся» Горький. Вряд ли. Писатели, работающие по плану – такое бы понравилось и молодому Горькому. Он же хотел быть непохожим на писателей предыдущего века.
Борис Парамонов позднюю публицистику Горького оценил так: «Это сплошной погром, проповедь насилия во имя культуры, ибо культуру Горький, этот культуртрегер-самоучка, понимал как борьбу с природой и её покорение, в том числе с природой самого человека…» И это лишнее доказательство, что в главном он не изменился. Воспевание ГУЛАГа – это не старческий маразм, не продажность и не следствие страха. «Овладеть силами природы, укротить их бешенство», - писал Горький в 1933 году в статье «О точке и о кочке». Это – идейное обоснование ГУЛАГа. Он рассуждал о «педагогическом опыте Беломорско-Балтийского канала». Горький написал: «Железная воля Иосифа Сталина, рулевого партии, превосходно справляется с уклонами от прямого курса…»
И всё же в историю Горький вошёл, прежде всего, как писатель, а не как певец «Беломоро-Балтийского канала». При жизни его обычно хвалили. Хотя, например, Юлий Айхенвальд в 1910 году написал: «Плоские афоризмы и притчи, которые сыплются у него решительно изо всех уст, тягучей канителью навязчивых назиданий переходят со страницы на страницу и этим вызывают чувство досады». Горького шесть раз выдвигали на Нобелевскую премию, но он её так и удостоился. И дело не только в недостаточном таланте. Без политики здесь тоже не обошлось. Хотя сегодня всё же важнее литературные достоинства и недостатки его произведений. «Его духовные чада беспрерывно и однообразно умничают, - безжалостно отмечал Айхенвальд. - Они слова в простоте не скажут, эти носители сентенций и тенденций, эти сосуды рассудочности, и потому не производят впечатления реальных людей. Горький не умеет жить…»
Возможно, его герои действительно были довольно искусственны, но зато Горький отлично умел жить в бытовом смысле. Он идеально приспосабливался к условиям. В СССР он окончательно вернулся только в мае 1933 года, Горкам-10 предпочитая жизнь в Сорренто. Но так и не дождался Нобелевской премии (её в 1933 году «перехватил» то ли его друг, то ли его враг Бунин). Но живя на Западе, антиевропейские статьи он публиковал регулярно, что было особенно пикантно, потому что поклонником западного образа жизни он оставался всегда. Однако обстоятельства требовали от него противоположного. Поэтому ещё в 1930 году он опубликовал в СССР в газете «Правда» статью, название которой стало нарицательным: «Если враг не сдаётся, – его уничтожают». В тот же день 15 ноября в «Известиях» та же статья вышла под заголовком «Если враг не сдаётся, - его истребляют». Таким образом, он идейно обосновал сталинские репрессии: «Извне против творческой работы Союза Советов - европейский капитал. Он тоже отжил свой срок и обречён на гибель. Но он всё ещё хочет и всё ещё имеет силы сопротивляться неизбежному. Он связан с теми предателями, которые вредительствуют внутри Союза, и они, в меру своей подлости, помогают его намерениям разбойника».
Лев Толстой и Горький. Ясная Поляна, 1900 год. Фото Софьи Толстой / Иосиф Сталин и Алексей Максимович Горький.
Борис Парамонов из всего этого сделал такой вывод: «Насилие и ложь – вот формула жизни, данная Максимом Горьким русскому народу на чаемом пути к правильной жизни». Как это часто бывает, и насилие, и ложь преподносились как нечто неизбежное и полезное. Ложь во спасение и насилие во спасение. Сам по себе Горький не был жесток. Тем более трудно назвать его садистом. Человеческие страдания его временами трогали до слёз. Но он успокаивал себя тем, что они необходимы для глобального переустройства. Почитаешь его письма Сталину и его публичные высказывания на конференциях и съездах, и невольно вспомнишь его определение «мещанской души» с её раболепием и желанием примирить мучителя и мученика. В своём неугомонном желании преобразовать человечество он не справился даже со своей вполне «мещанской душой».
Сегодня Горький-преобразователь мало кому интересен. Как и Горький-поэт и Горький-прозаик. Зато по-прежнему востребован Горький-драматург. Его пьесы оказались самыми жизнеспособными. Их он написал, кажется, штук шестнадцать. «Мещане», «На дне», «Дачники», «Дети солнца», «Варвары», «Враги», «Васса Железнова», «Старик», «Егор Булычёв и другие»… Это оказался главный его актив. Он второй по популярности отечественный драматург - после Чехова.
Лев Толстой в пересказе Чехова о Горьком сказал так: «Горький - злой человек… У него душа соглядатая…» То есть в своей стране он как чужой. Но это не значит, что он не хотел быть своим. Просто ему не подходила та страна, в которой он родился. Не устраивал его и народ. Чтобы подогнать страну под себя, требовалось её перевернуть. Произвести революцию. Когда большевики пришли к власти, обнаружилось, что малой кровью обойтись невозможно. Вот тогда-то Горький к своему огорчению увидел, что новые власти пускают в расход невинных. И он принялся их спасать. А виновных (по мнению Горького) он позднее помогал вгонять в гроб с удвоенной силой. Так что особого противоречия в его позиции не было. Это была позиция прагматика. Хотя почти все, кто его хорошо знал, отмечали его двойственность («зависел от настроения и текущих информационных влияний»). Горьковская душа была настолько широка, что вмещала какие угодно крайности.
Один из его стишков, написанных в 1910 году и опубликованных только после смерти, заканчивается такими строфами: «Огней собачьи языки// Траву сухую жадно лижут,// И вижу я, что огоньки // Ползут ко мне всё ближе, ближе.// Смотрю на них, едва дыша// Горячей, едкой влагой смрада, // И странная моя душа // Поёт, чему-то детски рада». В огне сгорает старый мир. Автор по-детски радуется. На пепелище проще построить новый мир. Зачем долго и нудно заниматься реставрацией? Легче начать с нуля. Для гарантированного успеха необходимы жертвоприношения. Горький как завороженный глядел, как сгорает старая Россия.
Как минимум с 1938 года гуляет версия о том, что Горького убили. Написаны целые тома о том, как это будто бы произошло (или наоборот, почему этого не было). В середине 90-х годов вышел четырёхсерийный российско-германский фильм «Под знаком «Скорпиона» режиссёра Юрия Сорокина. Главную роль – Горького - сыграл артист псковского театра драмы Валерий Порошин (Сталина сыграл Игорь Кваша, а сына Горького Максима Пешкова юный Гоша Куценко). В фильме Горький – бескомпромиссный борец с большевистским режимом. Выглядит это не очень убедительно, хотя сам Порошин, как и в фильме «Белые одежды», снова показал высокий класс.
Если пересказать содержание четырёхсерийного фильма в нескольких словах, то вот что получится: если Горький не сдаётся, - его уничтожают.
После съёмок Валерий Порошин выкупил «костюм Горького» и ходил в нём по Пскову. В шляпе и «горьковском» костюме по городу ходил Горький.
Урну с прахом Горького в 1936 году торжественно замуровали в Кремлевскую стену. А колесница Джагернаута понеслась дальше и не думает останавливаться.